Web Дизайн. Уроки фотошопа, photoshop. Статьи о дизайне. Как создать сайт.
Обучение дизайну. Фото. Гламурные галереи |
|
Web Дизайн. Уроки фотошопа, photoshop. Статьи о дизайне. Как создать сайт.
Обучение дизайну. Фото. Гламурные галереи |
|
|
 |
 |
|
 |
|
 |
 |
 Про дизайн и web дизайн |
|
 |
 |
 |
|
 |
 |
 Главная Галереи Дизайна (29) |
 |
 |
|
 |
 |
 |
|
|
|
 |
 |
|
|
|
|
 |
Скульптура. Античность в творчестве Майоля и БурделяАнтуан Бурдель и Аристид Майоль. Что их связывает? То, что они родились в один и тот же год-1861-й? То, что оба- французы? Или то, что являются выдающимися скульпторами и стоят у истоков искусства XX века? Да, это так. Но, кроме прочего, еще одно, очень важное. Они преклонялись перед античностью и стали ее живыми носителями в эпоху, которая мало способство-вала расцвету скульптуры. Ваятели жили на переломе времен.Человечество стояло на грани первой мировой войны, Октябрьской революции, потрясшей основы старого строя. Закрывалась последняя страница классической истории искусства. Вписывались первые буквы в книгу под названием "Современное искусство". Бурдель и Майоль создали два принципиально разных пластических образа эпохи: первый воплотил ее невиданный героический порыв, второй - гармонию.  Они
олицетворяют закон единства и борьбы противоположностей. Оба родились на
юге, в Провансе, где сильны традиции преклонения перед античностью; Бурдель
в Монтобане, Майоль - в небольшом приморском городке у отрогов Пиренеев
Баньюль-сюр-мер; вышли из семей простых тружеников. Отец Майоля - торговец; родители Бурделя - краснодеревщик и ткачиха. Юноши уехали из провинции учиться в Школу изящных искусств в Париже; были чрезвычайно усердны в учебе. Например, от Бурделя за первые полгода товарищи почти не слышали разговоров, настолько он ушел в работу. При этом оба сильно нуждались, идя к своей звезде через настоящие тернии. Но академическое обучение того времени не пошло им на пользу. "Если в раю нам уготовано блаженство,- говорил Бурдель,- оно будет так же скучно, как Школа изящных искусств". Мастера глубоко чтили Родена, благословившего их на творчество (Бурдель, например, проработал в его мастерской около 15 лет). То, что сказал об учителе Бурдель, мог бы сказать и его собрат по искусству: "Роден - гениальный аналитик. Я же стремлюсь к синтезу". В противоположность великому скульптору-импрессионисту они считали основой искусства разум, интеллект. "Учиться рисовать - это учиться мыслить",- говорил Бурдель. "Трудность не в выполнении. Трудность в том, чтобы мыслить",- часто повторял Майоль. Скульпторы были тонкими це-нителями музыки и ощущали в ней, как в ритмах пластики, гармонию обожествляемой ими природы. О скульптурах Реймского собора Бурдель говорил: "Рисунок подобен здесь пению птиц в пасторальной симфонии Бетховена. Стоит на миг вспомнить о них, и я тотчас слышу в музыке глухого композитора многоголосое щебетание. Их трели и смех звенят в моей душе. Они чирикают, свистят и заливаются как соловей в тихой роще". Майоль восхищался Моцартом: "В его музыке есть маленькие веточки: ти-лю-ли-лю-ли. Каждая на своем месте, каждая радует слух. Но есть и ствол, и толстые суки: пом-пом-пом. Моцарт умеет передать в музыке все - ствол, ветви, листья, даже птиц. Великий художник тот, кто творит, как природа".  В
искусстве мастеров много общих тем - Леда (у Майоля статуэтка из бронзы,
у Бурделя - фреска в Театре Елисейских полей), воздушный океан ("Воздух"
Майоля, "Облако" Бурделя), женщина с яблоками ("Помона" Майоля, "Плод" Бурделя).
Оба, по признанию современников, были величайшими тружениками во французском
искусстве. И глав-ное, преклонялись перед греческой пластикой. "В национальном
духе Франции живет греческое чувство меры,- писал Бурдель,- и мы должны
глубоко чтить греков, ибо прекрасный французский гений озарен тем же светом".По той же причине их причисляли то к величайшим революционерам в искусстве, то к архаистам. Но творческие позиции мастеров совершенно различны. Об этом можно судить по шедеврам - "Гераклу" Бурделя и "Помоне" Майоля. Первая статуя создана в 1909 году. Античный герой целится из лука в далекую невидимую цель, натягивая тетиву с чудовищным, нечеловеческим напряжением. Опираясь ногами о выступы скалы, он нависает над пропастью, из которой, как пламя из бездны, вырывается его огненный лук - символ жизни и смерти у древних греков. Эта скала может стать материей, враждебной Гераклу, как и безбрежное пространство вокруг. Равнодушная природа таит в себе и добро и зло. И герой вторгается в нее, стремясь взять под защиту одно, уничто-жить другое. На фоне зализанных, слащавых поделок в античном вкусе конца XIX - начала XX века "Геракл" Бурделя был настоящим открытием. Он поражает не только бурной, клокочущей силой, но и свежестью, глубиной замысла. И сейчас это символ нашей эпохи, времени величайших открытий в борьбе человека с природой и одновременно горьких утрат, трагедий. Этот шедевр вдохновлен пластикой, созданной гением мастеров Эллады - лучником с фронтона храма Афины на острове Эгина, относимого к 490-480 годам до нашей эры. Ваятель не боялся заимствовать у древних; это не плагиат. Его образ иной. Фигура независимо живет в пространстве; бронза, из которой она отлита, позволяет вырваться за пределы четырехугольного блока. Геракл выплескивает неукротимую энергию вовне. Но маска вместо лица, шероховатая, словно недоработанная поверхность статуи, отказ от деталировки делают бурделевского Геракла близким греческому прототипу. Это не случайно - мастер стремился к синтезу, который здесь достигнут. Его мифиче-ский герой не промахнется мимо цели. Нет ничего более противоположного духу античности Бурделя, чем майолевская "Помона". Мужественному идеалу современника Майоль противопоставил женское начало. Если первый любит бурные движения, энергичные позы, Майоль - тихую, неподвижную пластику. В древности существовало представление, что мир, в том числе и человек, состоит из одних и тех же четырех элементов: огня, воздуха, воды и земли. Так вот, если Бурдель - это "пафос огня", по выражению его русской ученицы В. Мухиной, то Майоль - полнокровное, земное начало. Олицетворение последнего - Помона, древнеримская богиня осени, урожая. Она - словно плодоносная земля, и не случайно скульптор изобразил ее с яблоками в руках - осенними плодами, символом земной любви. Может показаться странным, что плодородие он представил в виде молодой девушки (моделью послужила служанка Лаура, восхитившая мастера юной, едва расцветшей красотой). У скульптуры есть любопытная особенность: казалось бы, Помона - всецело земная, чувственная,- стоит на земле на одном уровне с нами. Но нет, протянув руки с плодами навстречу зрителю, Помона не снисходит до него. К ней нельзя приблизиться фамильярно - вокруг статуи как будто очерчен магический круг. И мы вдруг понимаем, почему она, столь земная, недоступна: ведь это богиня! "Помона" естественно чувствует себя в любой среде: в концертном зале морозовского особняка на Пречистенке (ныне здание Академии художеств СССР), в котором стояла в виде кариатиды, в шумной экспозиции музея на Волхонке, на зеленых лужайках сада Тюильри в Париже, где находится одна из отливок статуи. Ей присуще и другое важное качество - полнокровность формы. Издавна это ассоциировалось с "рогом изобилия", символизируя гармонию жизни (такая форма была, кстати, и идеалом Бурделя). Своей тяжеловесной грацией "Помона" возрождает исконно античный смысл слова "статуя": "то, что стоит", что устойчиво и не подвержено переменам. Словом, это воплощение природы в ее постоянстве, покое.
 Различие их творческих принципов особенно ярко видно в отношении к античным божествам. Бурдель создал целую галерею их образов. Здесь и Аполлон, и Афина, и Геракл, и Бетховен-Вакх, и весь божественный Олимп во фризе Театра Елисейских полей с его стремительно летящими музами (так близкими нереидам с греческих рельефов), и сам автор верхом на Химере, явно перекликающийся с греческим Дионисом на осле. Но его олимпийцы - боги нашего времени. "Аполлон" трактован в противовес разъедающему психологизму Родена подчеркнуто однозначно. Он смел, неукротим, блещет силой ума. Это божество олимпийского храма, словно дожившее до XX века. Но еще удивительнее "Паллада". Богиня-воительница, обычно изображаемая в полном вооружении, превратилась в девочку-подростка. Мастер представил ее обнаженной, что по тем временам было неслыханной дерзостью. Особенно выразителен контраст идеальных пропорций тела и одухотворенного лица. С едва заметной скептической улыбкой она смотрит на мир, будто сознавая, что может противопоставить ему единственно силу духа В бурделевских образах пульсирует его смятенный дух, даже если внешне они спокойны. Искусство было для него нескончаемой битвой. "Бесконечно обновляясь,- говорил он,- моя мысль старается задержать на миг по-ток летящих дней". Так же думали и древние. "В одну и ту же реку нельзя войти дважды",- говорил древнегреческий философ Гераклит Эфесский. Другое - у Майоля. Всю жизнь он трудился над образами женщин - сидящих, лежащих, коле нопреклоненных. Все они на ред кость оригинальны, неповторимы как и воплощенные в них состоя ния природы. "Средиземное море" - самая задушевная из ста туй мастера. Перед нами сидяща! задумчивая женщина, первона чально названная ваятелем "Мыс лью" (названиям он всегда прида вал большое значение). Скульп тура компактна, замкнута. Все eё части словно овеяны воздухом нет ни одной жесткой грани, как у морской волны, когда она, мед ленно набегая на берег, внезапно застывает, прежде чем рассыпать ся мириадами брызг (у Майоля даже есть этюды на подобную те му, картина "Женщина в вол нах"). Мастер далек от того, что бы сделать стихию носителем буй ной жизненной силы. Он хотел вы разить в расслабленном и одновременно целенаправленном движении фигуры мудрую работу природы, недоступную человеку Скульптура лишена героики, психологизма. Это полусонная мысль моря о его первосущности, бренности человека, приобщающегося к бессмертию мира. Майолю дороги каждая травинка, любое живое существо. Он был готов ударить человека, убивавшего летевших на свет мотыльков: "Природа создает столько жизней, столько форм, и все разные. А для чего среди всего этого существуем мы? Что мы такое? Философы и ученые полага ют, что до многого додумались, но ничего объяснить не могут. Только древние сумели кое-что понять. Они единственные, кто рассуждал здраво. Они доказали свое уважение к жизни, верно?"  Может
показаться странным, что Майоль порицал Бурделя за его приверженность к
изображению античных богов: "Разве мы в Греции, чтобы делать Минерв?" В
конце жизни писал: "Нашему времени не нужны боги". Он не понимал, что своими
"Помонами" и "Флорами", "Реками" и "Нимфами" творит новый миф и что его
женщины - воплощение богинь, в которых заключены высший разум, гармония
природы. Оба скульптора, каждый по-своему, совершили заметную эволюцию в
своем творчестве.От ранних, патетических, бугрящихся мышцами фигур, хранивших роденовское влияние, Бурдель поднялся к своей классике - "Гераклу" - и кончил статуями "Умирающий кентавр" и "Сафо". Произведения при всей гениальности обнаруживают какой-то надлом в душе ваятеля, всегда пылавшей романтическим огнем. Между ними промежуток в десять лет, но настойчиво решается одна и та же тема - смерти творца. Кентавра Бурдель представляет молодым, с лирой. Может быть, это французский Хирон, случайно раненный отравленной стрелой Геракла и, добровольно уступив бессмертие Прометею, нисходящий в Аид? Он умирает без пафоса, стоя. Причиной смерти стала его двойственная природа. Душа рвалась к небесной музыке, а тело тянуло к земле. В "Умирающем кентавре" многие видели предчувствие первой мировой войны. Но это и предчувствие собственной кончины. Еще отчетливее оно в статуе "Сафо" - босой, печальной, припавшей к тяжелой лире. Почему мастер решился воплотить нежную душу древнегреческой поэтессы в мрачной бронзе? Сафо величава, трагична; кажется, что ее лира только что умолкла. Песня замерла, поток жизни иссяк. Спустя четыре года Бурделя не станет. А что же Майоль? Пройдя свой пик - "Помону",- он сохранил свежесть в памятнике павшим в Баньюле и статуях "Воздух", "Река", "Три нимфы" 1930-х годов. Видимых перемен в его творчестве не произошло. Глядя на эти произведения, приходит мысль, что в античности мастер любил то, что, казалось, противоречило его вкусам. Например, фронтоны храма в Олимпии, где буквально слышится стук копыт кентавров. Его фигуры претерпевают странную метаморфозу. Они перестают "стоять", начинают словно отрываться от постаментов, то взлетая над ними, как статуя "Воздух", то стекая, как "Река", то повисая в пространстве, как "Раненый воин" в рельефе памятника павшим, который Майоль считал одним из лучших своих творений. Рельеф вызывает в памяти статую "Умирающего воина" с фронтона эгинского храма. Мастер хотел показать "невесомость" человеческого тела; то, что оно принадлежит не только земному, но соприкасается и со сферой нематериального - ведь это изваяно в память павших сограждан. Если Бурдель как бы преждевременно умер в своей пластике, то Майоль, старея, все больше молодел. Его последняя модель, Дина Верни, казалась ему постоянно меняющейся, и он не мог, "дважды вступить в одну и ту же реку". Так он и скончался в 1944 году, не поняв ее до конца. "Гармония", моделью для которой служила Дина, осталась неоконченной. Печальная Сафо и светлая Гармония. Затухающие звуки арфы и олицетворение самого ценимого греками - меры, гармонии. Так Бурдель и Майоль, два столь полярных мастера, пришли к одному и тому же, кончили на прекрас-ном "античном" аккорде, в котором мажор слился с минором, и где в хоре трагедии звучали голоса надежды. "Искусство - круг, в который надо вступить",- говорил Майоль. Ему вторил Бурдель: "Не побоимся проделать вновь вечный круг; искусство мира и всех времен едино", Это был круг познания истины. Смотрите также: Ассирийские рельефы Заказать Скульптуру Лепка, скульптура. Техника лепки |
|
|
 |
 |
|
|
 |
|
 |
 |
 |
|
|
 |
 |
|
|
|
